Студенты первого курса физфака, астрономы (почему-то) обдумывают один проект. Как именно они собираются перейти к его осуществлению, я не знаю (не спрашивала), но он явно имеет в перспективе конкретный выход на практику. Сначала в этой команде размышляющих над проектом было два молодых человека, а теперь их трое (прибавилась ещё одна девушка). У меня они консультируются только по вопросам лингвистики (я веду у них русский язык), поэтому всех деталей проекта я не знаю. Повторяется это из раза в раз (я вижу их раз в две недели), причём, когда я прихожу, они страстно обсуждают это и чертят на листочке, и когда после семинара я спускаюсь по лестнице, у меня за спиной продолжается бурная дискуссия, как всё-таки лучше реализовать проект. Детали проекта меняются на глазах, но в целом обсуждение протекает примерно так:

Ребята: Вот смотрите: если стоит задача объединить весь мир, то есть все народы слить в один, всё перемешать, чтобы была одна культура и один язык, – то какой язык лучше выбрать?
читать дальшеЯ: Если вот настолько жёстко ставится вопрос? То есть всеми культурами пожертвовать, типа не жалко? И за языком стоит видение мира, за каждым языком разное, они неповторимы. Плюс там литература, фольклор… вот это всё. Это тоже всё похерить?
Ребята: Ну, понимаете, если будет единое политическое и экономическое пространство. Не будет войн, терроризма, ничего такого, понимаете? Всё это прекратится. Будет какой-то единый центр, и один язык, который все будут знать, типа эсперанто. На котором все и будут общаться.
Я: Лучше естественный язык. Искусственный быстро разойдётся на диалекты.
Ребята: А какой из естественных? Вот английский многие знают...
Я: Боюсь, что нет. Я подумаю. Значит, срочно это всё? То есть имеется в виду, что это не через пятьсот тысяч лет произойдёт, а начинать надо прямо сейчас? (Беру таймаут на две недели).

Я: У меня есть ответ, но он вам не понравится. Чтобы сделать то, что вы хотите, по ряду причин целесообразно поступить так: тех, кто уже есть, не трогать, но следующее поколение детей поголовно начинать учить китайскому литературному языку, путунхуа. Во-первых, большинство людей на Земле его и так уже знает как родной, во-вторых, древнейшая культура, унаследованная по прямой линии, в-третьих, китайская культура всегда была открыта для людей со стороны (если ты выучил конфуцианский канон, ты китаец), и Поднебесная империя охотно присоединяла к себе всякие территории, которые сами к ней лезли, хотя не стремилась к экспансии, а почти все остальные себя экспансией замарали, все куда-то ходили за тридевять земель что-то завоёвывать. И религии там не агрессивные – буддизм, даосизм, они в отличие от ислама, христианства и прочего никак не подгадят, потому что не воинствующие совсем и тянуть на себя не будут. Они и так прекрасно со всем сосуществуют, могут органично включить ещё что-нибудь. Какой-нибудь извод ислама, иудаизма… Потом эти гены – чёрных волос, чёрных глаз – всё равно доминантные, так что когда все наконец смешаются, как вы планируете, то все примерно так и будут выглядеть, так что эта культура в основе как раз хорошо подойдёт. Ну, и по всему миру разбросать центры, типа «Центр английской культуры», «Центр финской культуры», польской, японской там и так далее, в каждом человек по 30 научных сотрудников, чтобы сохраняли наследие. Ну, чтобы совсем не пропало. Если кому-то нужно что-то изучить глубоко из утраченных культур, летит в соответствующий центр и там ему – хочешь язык, хочешь литературу, фольклор, музыку, кулинарию – всему обучат. Пусть хоть десять лет там живёт и осваивает всё, что ему нравится.
Ребята: Но китайский же очень сложный, там иероглифическая письменность…
Я: Да не важно. Детям, которые с рождения, с нуля начнут, будет без разницы. А остальным поголовно его навязывать и не надо.
Ребята: Мы думали, типа общеземной такой язык… Язык землян. Который все выучат как родной. Ну, или как второй…
Я: Вот в этом плане путунхуа чрезвычайно удачен. Это и означает как раз ‘общепонятная речь’, даже переделывать ничего не придётся.

(Через две недели)
Ребята: У нас всё-таки тут изменилась концепция. Мы теперь решили сохранять все культуры, потому что жалко. Теперь мы смотрите как хотим. (Достают тетрадный листочек, на котором нарисован на скорую руку расчерченный земной шар). Значит, единый центр, политический. Нет множества государств, всё управляется одним Советом. Единое экономическое пространство. Но разные нации и языки сохраняются. Только в них там надо немножко подправить… Убрать то, что мешает сосуществовать. Ну, религии, там… посмотреть. Если эта религия не мешает другим и может с другими мирно сочетаться, то пускай. Решения Совета и общепланетные новости (и экономические, и культурные, и прочие) транслируются через СМИ на общем языке. Который все знают как второй, наряду со своим родным. Этот язык искусственный, создан будет группой специалистов со всей Земли. Но на телевидении есть и другие каналы, которые вещают и на других, местных языках, то есть это всё добровольно. Работа в Совете, все международное общение идёт на этом общеземном языке.
Я: Ко мне какой вопрос?
Ребята: Подождите. К вам вопрос такой: можно ли в этот искусственный язык, когда его будут создавать, заложить определенные, одни для всех нравственные ценности, типа безусловной ценности человеческой жизни, там, терпимость, всё такое…?
Я: Можно. Как раз именно в язык-то и можно. Но проблема будет в другом. Если это будет искусственный язык, он довольно быстро распадётся на диалекты, быстро появится французский общеземной, русский общеземной, ивритский общеземной, и примерно через 400 лет при наличии тесных контатов наступит стадия взаимного непонимания и проект обесссмыслится. В отсутствие контактов – ещё быстрее. Причём наличие словарей, грамматик, которые специалисты составят и всем вручат, тут никак не поможет. Особенно при том, что естественные языки продолжат существовать. Если прямо сейчас, при имеющемся состоянии это ввести, закончится развитием диалектов однозначно.
Ребята: А СМИ будут это контролировать и всех объединять?
Я: Не будут.
Ребята: Ну, а-а…. устраивать регулярно такие проверки… дошлифовку?..
Я: Не поможет. У этого языка не будет авторитета. Всем будет на него плевать. Да, в грамматиках написано, но у нас в Тель-Авиве говорят на общеземном вот так. И всё. Чтобы искусственный язык заработал авторитет, надо чтобы энное количество людей, для которых этот язык первый родной, – единственный или нет, но такой, чтобы они на нём думали, – либо совершили что-то из ряда вон выходящее в жизни, либо умерли красивой смертью. Либо и то, и другое. И причём не один человек. У естественных языков этот авторитет есть сразу и по умолчанию, потому что там полным-полно людей, которые прожили достойную жизнь и умерли геройской смертью. Потому искусственный и проигрывает сразу.
Ребята: А нельзя как-нибудь… ну, будет такая концепция: что Земля объединилась в последний момент, чтобы избежать нависшей над ней страшной катастрофы (ну, собственно, это будет правда), и вот просто сказать людям, ну, распространить такие легенды, что кто-то там умер… ну, за человечество. И за этот язык.
Я: Не пойдёт. Кто-то должен действительно умереть за человечество, за нравственные идеалы, кто-то, думавший на этом языке. И не один. Это всё должно быть полито кровью. И вот тогда, когда кто-нибудь захочет что-нибудь исказить, перекроить какую-нибудь там парадигму, его как раз это и остановит. Что именно так, а не иначе говорил такой-то человек. Знаменитый. Офигенный. Которого все знают и почитают. Ну, само собой, писатели должны создать самостоятельную литературу на этом языке, не переводную. Но это мелочь. Ряд красивых смертей – это единственное, что упрочит позиции искусственного языка. Тем более, что в него же будут заложены нравственные основы.
(Ребята мрачно кивают в знак того, что они всё поняли, и уходят думать дальше. По-моему, они хотели без жертв. Следующая встреча – 7 мая).